26 апреля исполнится 32 года с одного из самых переломных моментов новейшей истории – катастрофы на Чернобыльской АЭС. Мирный атом оказался не таким уж и мирным. Бороться с последствиями пришлось тысячам жителей СССР, были среди них и бийчане. Один из них –
Иван БЕЛКИН, председатель общественной организации инвалидов «Семипалатинск – Чернобыль».
– Иван Семёнович, как вы узнали об аварии на АЭС?
– К 1986 году я был уже профессиональным военным, проходил службу в группе советских войск в Германии. О чернобыльской катастрофе, об аварии на одной из ведущих атомных станций Союза, выбросе радионуклидов в атмосферу и облаке, накрывшем территории Украины и Белоруссии, я узнал из СМИ – немецких. Да и мы, военнослужащие, узнали об этом по своим каналам.
– А в советских СМИ информация была?
– Не сразу. Я сохранил номера газеты «Правда» от 26, 27 и 28 апреля 1986 года. Лишь через три дня после аварии появилась небольшая заметка о том, что на Чернобыльской станции произошла авария, создана правительственная комиссия, должностные лица выехали на место, ведется изучение обстановки. Создавалось впечатление, что это рядовая ситуация. Потом было, конечно, выступление Горбачева на советском телевидении.
– Знали, что вас направят в Чернобыль?
– До 1988 года из наших групп на ликвидацию аварии не направляли, но по возвращении на родину я уже знал: направят. Тем более, что чаще всего для ликвидации последствий привлекались именно военнослужащие, а я вернулся в бригаду химзащиты, откуда ребята уже ездили в Чернобыль, и некоторые по нескольку раз. В мае в такую командировку поехал и я.
– Понимали, что такое радиация? Не по учебникам, а в бытовом смысле...
– Те, кто ездил в Чернобыль, спустя какое-то время после аварии, конечно, уже понимали, какими могут быть последствия. Мы воочию видели вернувшихся оттуда, и они, естественно, говорили нам обо всем, о радиации в том числе. А вот в 1986 году, наверное, даже до конца года еще не было четкого понимания, с чем мы столкнулись. Мы привыкли бояться и пытаться решить ту проблему, которую видим. А здесь ничего не было. Была только теория, то есть по факту – неизвестность. Ликвидаторы, которые первыми пошли в зону поражения, приняли на себя удар – они были пожарными – 28 человек. Все они были госпитализированы потом в московские и киевские клиники, многие погибли от лучевой болезни.
– На борьбу с последствиями катастрофы были задействованы огромные людские ресурсы. Сколько было бийчан?
– За весь период ликвидации последствий, с апреля 1986 по 1991 год, прошло более 600 тысяч человек. Из Бийска было призвано 300 человек, 135 из них на сегодня в живых уже нет. В Топчихе стоял сибирский полк химической защиты, он формировался на Алтае и был направлен в Чернобыль для ликвидации аварии. Пополняли этот полк в основном барнаульцы, бийчане и жители других алтайских муниципалитетов. Одни приезжали, другие уезжали. Меж собой мы почти все знакомы. Большинство состоит в общественных организациях «чернобыльцев».
– К слову, об организациях. Почему в нас в Бийске их несколько?
– К моему сожалению, их действительно несколько. Хотелось бы, чтобы была одна, единая региональная организация, эффективно работающая, и тогда не было бы многих разногласий. Но сложилось по-другому. Во многих вопросах не удается прийти к общему знаменателю, поэтому определенная разобщенность есть.
– Изначально что заставило людей объединиться? Это общие воспоминания или больше бытовые вопросы – кому-то что-то доказывать, решать юридические вопросы?
– Первичным было желание разобраться в ситуации. Была какая-то неразбериха. В 1991 году вышел федеральный закон, как мы его называем «о чернобыльцах». В нем были прописаны выплаты, льготы, но финансово они никак не были подтверждены. Написать-то закон написали, а в реальности наша экономика не могла себе это позволить. Конечно, люди были обижены, многие обозлены. Часто можно было услышать: «Мы такую задачу выполнили, поставленную страной, а правительство нас так подставило!» И в одиночку отстоять свои права было невозможно. Возникла необходимость создания общественной организации. Тянулась вереница судов. Потом начался обмен удостоверений. Помню случай, когда ликвидатор после распада Союза восемь лет добивался замены удостоверения. Не мог выйти на украинскую воинскую часть, где проходил службу в то время. И все это время он не мог пользоваться ни льготами инвалида, ни льготами ликвидатора аварии. Мы, минуя региональные органы, краевые, обратились напрямую в Министерство обороны. Помогло.
– Сегодня юридические вопросы решены?
– Их гораздо меньше. Если люди и обращаются, то с вопросами частного характера. Причем почти все их можно урегулировать. Даже не помню, чтобы в последние лет пять-семь дело доходило до суда. Поэтому сегодня мы больше сосредоточены на военно-патриотическом воспитании молодежи, чтобы чернобыльская катастрофа не забывалась.
– Как молодежь реагирует на ваши рассказы?
– У них свое восприятие истории. Наверное, большую роль сыграли фильмы, видеоигры о Чернобыле. Сейчас эта тема модная. Но эта художественная часть, творческая, оказывает сильное влияние на их информированность. И не всегда это хорошо. Вот, например, есть сериал, где подростки, попавшие в прошлое, изменили историю, и аварии не было. А как много надуманных деталей! Но если даже мы, взрослые, искренне сопереживаем киногероям, иногда забывая, что все это выдумка, что уж говорить о детях, для которых эта грань совсем стерта. Поэтому мы много внимания уделяем общению с молодежью, хотим донести, что действительно было, а чего не было. Сейчас идет месячник участника ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, и в его рамках мы проведем военно-патриотические мероприятия в школах, в Центральной библиотеке и в воинской части. Ну а 26 апреля – в день аварии – как всегда пройдет памятный митинг у нашей звонницы.
