У детей из Бийского детского дома № 1 даже игры все были военные – в моряков, танкистов, летчиков, дети брали пример со взрослых.
Дети войны – они слишком рано повзрослели. Каким было военное детство, вспоминает наш собеседник Александр Михайлович Петров.
В мае 1945-го малыши из бийского детского дома № 1 тоже вышли на Парад Победы. Все одеты были по-парадному (насколько это было возможно) – летчиками, танкистами, моряками, но практически все босиком. В руках у детей – портреты маршалов Советского Союза, Сталина, макеты парашютов, якорей, самолетов, деревянные винтовки, флажки, цветы. Александр Михайлович говорит, что совсем не помнит, как строили рядами и фотографировали. Хотя о своем детстве, проведенном в военные годы в стенах детского дома, помнит хорошо.
– Мое раннее детство пришлось на годы войны. Отец на фронте. Мать одна с ребятишками, а я – самый маленький. И отдала она меня в детский дом с круглосуточным проживанием. Располагался он в Заречье на Андреевской улице в здании бывшей Сретенской церкви – даже маковки церковные тогда еще сохранились. Здесь собрали около 40 детей в возрасте от 2 до 8 лет. Родные приходили нас навещать очень редко. Может, раз в месяц. Помню, мама придет, постоит у забора, посмотрит и уйдет.
Жили мы, как одна большая, дружная семья. Утро начиналось с песни из оперы «Иван Сусанин»: «Славься, великий народ!». А потом, когда в 1943 году впервые прозвучал Гимн Советского Союза, утро стало начинаться с него. Построят нас, а напротив – все наши нянечки, воспитатели, работники детдома. И поем все вместе.
Электричества не было. Вечерами разучивали песни, стихи, а днем пели под аккомпанемент рояля. Очень много тогда выучили песен: «Два сокола», «Плещут холодные волны», «Варяг», «Сулико», «Под звездами балканскими»…
Жизнь была пронизана войной. Вот мы играем, звучит спокойная музыка. И вдруг в нее врываются тревожные звуки. Мы должны бросить все и занять какое-то маскировочное положение: сел – «пенек», поднял руки вверх – «дерево», лег – «ручеек» и т. д. И в таком положении нужно было находиться до тех пор, пока опять не зазвучит спокойная музыка. У девочек были санитарные сумки, чтобы оказывать помощь «раненым». Мальчики с деревянными ружьями учили строевые приемы, маршировали, копали ямы. Все, как на войне.
По плакатам мы знали силуэты немецких самолетов и своих, советских, а по музыке – спокойной, страшной, громкой – определяли, чей это самолет. Так что хоть мы и были маленькими, но нам хорошо и понятно объясняли, что такое война.
Прошло много лет, а память так и тянет меня в места раннего детства. Сейчас я живу в селе Кайтанак в Республике Алтай. Как-то еще в 80-е годы бросил все домашние дела и приехал туда, где был детдом. Вошел в калитку, поднялся на крыльцо, постучал в дверь и, сдерживая волнение, вошел. После расспросов мне разрешили пройти, обстановка стала другой, а вот знакомый еще с детства запах остался.
Запах нас, живших здесь когда-то. Запах столовой, спален, раздевалки, где переодевался в свою одежду, когда меня иногда брали домой. А запах рыбьего жира и дегтя не сохранился. Три раза в день давали нам по большой ложке рыбьего жира. Можешь не можешь, а пей. И так каждый день. В сенях стояло ведро с дегтем. Мелкие царапины мазали сами. А еще с дегтем мыли полы, добавляя его в воду. Никто не болел. Словно сама природа распорядилась нам тогда быть всем здоровыми. Болеть некогда было – война.
Я смотрел на родные стены, где прожил семь лет. Вот комната, где была спальня для мальчиков, а тут стояла моя кровать. Прошел в зал: в нем у нас проходили утренники – так мы называли праздники, а еще здесь мы играли и пели. Белыми скатертями накрывали столы. Тарелки были белые, фарфоровые, с нарисованными яркими попугайчиками.
В детдом привозили небольшие бревнышки, и мы вместе со взрослыми пилили их на короткие чурочки, а потом кололи на мелкие полешки. На таких чурочках работали машины. По бокам кабины стояли две железные печки, в кузове – большой запас дров. Пока дрова в печке горят, машина едет. Прогорели – шофер остановит машину, накидает в печку дров и дальше поехал.
Помню, как после Дня Победы, в 1945 году, в город стали прибывать эшелоны с демобилизованными с фронта солдатами. Как-то узнавали дни прибытия таких поездов, и все с раннего утра бежали встречать поезд. И вот в один из таких дней нянечка взяла самых крепких из нас, и мы пошли на вокзал. По Красноармейской улице двигались два потока. Один – на вокзал: люди, кони, машины, телеги, а другой – нам навстречу. Вот идет солдат в окружении встретивших его родных. Каждый хочет идти с ним рядом. Все прижимаются к нему. Едет телега, полная счастливых людей: рады, что домой вернулись живые близкие люди. Шумно, голоса, музыка: во многих местах города играли духовые оркестры, тогда их много было.
Возвращались домой поздно, шли пешком, далеко. Усталые, голодные, босиком, в коротких штанишках… Нагоняет нас грузовик с солдатами, остановился. Посадил всех в кузов. И каждый из нас попал на колени к солдату. Так и ехали, прижавшись друг к другу, как будто мы их встречать ходили. Довезли нас до самых ворот. Развязали солдаты мешки походные и давай нас угощать. Кто чем мог: куски сахара, яблоки, сухари. А мне дали губную гармошку. Продукты мы отдали на кухню. Но по маленькому кусочку сахара всем досталось: вот тогда я впервые и попробовал его.
А потом мы хвастались перед теми, кто не ходил в город: «А мы-то на «Студебеккере» прокатились! У солдат на руках были!» Мы тогда знали все машины. Вот американка – «Студебеккер», а вот – «Шевроле», а это наша – полуторка…
Вспоминаю и лица воспитателей: заведующая детдомом – Клавдия Павловна Зеленюк, воспитатели – Анфиса Леонтьевна Суворова, Анна Александровна Кокина. Кто еще может похвалиться вот таким трудным, военным, но счастливым детством? Без сюсюканья. Мы рано взрослели и научились понимать и переносить трудности жизни. Нас не называли «ребятишки», а звали по имени и фамилии, с уважением, с лаской. Нашим нянечкам и воспитателям было всего по 16 лет, мы называли их по имени-отчеству. Они заботились о нас, как родные. Еще помню, что уже после того, как кончилась война, за городом в лесу раздавались выстрелы с полигона. Это готовили пополнение для армии. Мы прижимались друг к другу, а нянечки нас успокаивали, объясняли, что это гремят мирные выстрелы, бояться не надо.
Помню, как потом кого-то забирали домой насовсем, тоска была – до слез. В детдом стали приходить первые военные, которые вернулись с фронта, – к своим детям. К Саше Александрову пришел с фронта отец – в военной форме, с орденами. В такой же форме была и его мать. Они взяли на колени своего сына Сашу и меня за компанию. Все окружили нас плотным кольцом, смотрели и, наверное, ждали, что и за ними обязательно придут родители. Вот так постепенно, один за другим, мы покинули наш родной детский дом. А вот память о нем, как и о нашем военном детстве, осталась с нами на всю жизнь…
От автора
Сретенский храм (храм во имя праздника Сретения Господня) – это второй храм в заречной части города (ул. Андреевская, бывшая Трубецкая, 34). Он был открыт для прихожан 19 мая 1916 года. Здание было деревянным, крестообразной формы.
Решением оргкомитета крайкомиссии по культам Алтайского края № 4116 от 7 декабря 1939 года церковь Сретения Господня была окончательно закрыта – едва ли не одной из последних в Бийске. Здание церкви по просьбам родителей Заречья передали под школу (филиал школы №7), но она просуществовала недолго – всего 2-3 года. Затем здесь в годы войны разместили детский сад с постоянным пребыванием – детский дом.
Детский сад и после войны работал – практически до 1995 года. Затем в здании снова открылась начальная школа – филиал школы № 7.
Большое спасибо автору за отличную статью